ПОЛИНКА.net

Пёстрая дружина (начало)



23 мая, суббота.
Ура! Наконец-то мы дома. Мама испекла наш любимый пирог, про который мумринская тётка уж никак не скажет: «Ни с чем!» Жирная начинка — поджаренная капуста и сом — так из него и сочится. Вкуснота! Но нам всё равно не сидится за столом. То я, то Гриня выбегаем из дома и поднимаемся на чердак. Но там пока всё без изменений: мыши возятся в своей клетке и грызут рисовые зёрна, а яйца шелкопряда как лежали на зелёных тутовых листьях, так и лежат. Кролики, которых мы устроили внизу, в старом мамином курятнике, жуют траву.
Мама сердится, а тётка как ни в чём не бывало попивает чаёк из блюдечка и хитро улыбается.

24 мая, воскресенье.
Тётка запретила нам лазить на чердак сегодня и завтра.
— Сглазите ещё шелкопрядов, они и не выведутся! — сказала она. Интересно, как это можно кого-нибудь сглазить?

26 мая, вторник.
Когда мы вбежали, мумринская тётка сидела в своём деревянном кресле, которое ей сделал папа, и вязала чулок.
— Тётя, они расползлись! — закричал Гриня.
— Всё пропало! — добавил я.
Тётка сдвинула очки на кончик носа и, взглянув на нас поверх них, спросила:
— Что случилось? Расскажите толком.
Мы рассказали: шелкопряды вывелись из яиц и попрятались под листьями, собрать их невозможно.
— А собирать не надо. Забыли, чему вас учил Георгий Александрович? Вы же сами мне рассказывали! А ну-ка тащите газету.
Тётка поправила очки, вооружилась ножницами и на большом развёрнутом газетном листе стала вырезать мелкие дырочки.
— Братцев-шелкопрядцев собирать не нужно. Они ребята дружные, сами сбегутся. Только помани.
Тётка велела нарвать свежих листьев тутовника, мелко нарезать их, посыпать на газету, потом накрыть ею попрятавшихся червячков и ждать.
Так мы и сделали.
Не прошло и получаса, как на свежий корм переползли все червячки. Внизу ни одного не осталось.

28 мая, четверг.
Всё идёт как по маслу. Мы накрываем шелкопрядов газетами с отверстиями, насыпаем на них нарезанные листочки тутовника, и гусеницы будто по команде лезут наверх.
Беспокоят нас белые мыши: они почему-то стали суетиться и часто пищать. Тётка велела положить им в клетку клубок ваты. Но про вату, кажется, на опытной станции разговора не было.

1 июня, понедельник.
Сразу два происшествия: в крольчатнике появились маленькие кролики и пропала одна мышка. Мы с Гриней осмотрели клетку и не нашли никакой лазейки. А наша тётка всё попивает чай из блюдечка и хитро улыбается. Наверное, она что-то знает…

2 июня, вторник.
Гусеницы шелкопряда так выросли и растолстели, что с трудом пробираются через отверстия в газетах, которые вырезала мумринская тётка. Сегодня мы с Гриней взялись за эту работу сами и приготовили бумажные листы с более широкими дырочками. Тётка похвалила и сказала как будто невзначай:
— А пропавшую душу вы в гнёздышке поищите. Не прячется ли она там?

4 июня, четверг.
Папа ездил в районный центр и взял нас, чтобы мы с Гриней тянули лодку бечевой. Пока он ходил по своим делам, мы сбегали на опытную 21 июня, воскресенье.
Раньше у нас купанье продолжалось не меньше часа, а то и двух. Теперь же нырнёшь в речку, окунёшься разиков пять и на берег. Оденешься и ну наперегонки — кто скорее добежит до чердачной лестницы. Скорее к шелкопрядам! Очень интересно наблюдать, как сотни гусениц расправляются с ворохом зелёных листьев тутовника. Они словно заводные. Пристроятся к краю листа и ну точить! Вверх-вниз, вверх-вниз! И идёт по чердаку от этой дружной работы сплошное шуршанье: хпу-шу-шу!.. Сено так шуршит, когда на него падают капли дождя.

2 июля, четверг.
Июль только начался, а жара стоит такая, что кролики целыми днями лежат на траве и тяжело дышат, будто гружёную телегу в гору везут. Мышки тоже прекратили беготню, чувствуется, что и им жарко.
Ну, а наши шелкопряды? Они теперь двигаются лениво, отъелись слишком, что ли? А мумринская тётка говорит, что им просто душно стало на чердаке. Вот ещё нежности какие! Но она ссылается на слова Георгия Александровича. Дескать, он говорил, что помещение, где выкармливаются шелкопряды, должно хорошо проветриваться и содержаться в чистоте. По совету тётки мы сняли дощатую дверь и заменили её сеткой, вынули раму чердачного окна и тоже повесили сетку. На самом чердаке хорошенько прибрали, выбросили всю старую сухую листву, обмели по углам паутину. И как учила тётка — побрызгали пол холодной водой.
На другое утро мы не узнали гусениц. Они накинулись на еду, словно после долгой голодовки…
Пусть не ругает меня Георгий Александрович, но дальше вести дневник я уже не мог. Прошло ещё какое-то время, и у нас началась настоящая запарка.
Во-первых, наступил день, когда мы с Гриней должны были сдать мышей на опытную станцию для отправки их в город мединституту… Об этом Федя напомнил нам специальной почтовой открыткой.
Во-вторых, крольчиха опять собралась стать мамой и для неё нужно было построить помещение.
В-третьих, наши шелкопряды вот-вот должны были перестать уничтожать тутовник и начать свивать для себя гнёзда-коконы.
Как-то в середине дня Гриня заметил гусеницу, которая уже занялась этим делом. Он позвал меня, и мы вместе стали наблюдать, как гусеница двигала взад-вперёд головой, а у неё изо рта тянулась длинная блестящая нить, постепенно закрывающая туловище гусеницы паутинной сеткой. Сначала, пока сетка была редкой, мы видели работающую гусеницу, а потом она стала невидимой. Только кокон стал быстро принимать законченную красивую форму, напоминающую земляной орех.
Было заметно, как гусеница поворачивается в коконе, протягивая нить то снизу, то сверху. Наконец в ней всё затихло.
Гриня осторожно взял веточку с коконом, и мы спустились с чердака.
— Вот он какой, тётя, — сказал Гриня, показывая мумринской тётке шелковистый кокон.
Она взяла его в руки, осмотрела со всех сторон и сказала:
— Значит, дождались, шалберы! А поди, не верили тётке? Теперь, как учил вас Георгий Александрович, набросайте шелкопрядам побольше мелких сухих веток и сами на чердак денька два не заглядывайте.
— Опять она боится, — шепнул Гриня, — что мы сглазим шелкопрядов.
Но ослушаться тётки мы не смели. А когда залезли на чердак через два дня, то уже ни одной гусеницы не увидели. Везде на ветках были жёлтые, жёлто-зелёные и белые коконы…
Лето уже кончилось, когда мы, нагруженные коробками с коконами и кроличьими клетками, отправились в районный центр. Ехала с нами и мама. Пока мы сдавали свой живой урожай не выдержавшему экзамены, но не унывающему Феде, она ходила по комнатам опытной станции и рассматривала картинки и банки с экспонатами. Потом её позвали в бухгалтерию и выдали деньги за выращенных нами мышей, кроликов и шелкопрядов.



Домой мы вернулись уже к вечеру, потому что мама долго водила меня и Гриню по магазинам. Мумринская тётка ждала нас в своём кресле.
— Ну, показывайте обновки.
Мама купила Грине рубашку, мне брюки и обоим ботинки. Больше всего мне понравились ботинки. От них так хорошо пахло кожей, лаком и ещё чем-то.
— Что ты их нюхаешь, ни с чем пирог! — сказала мне тётка. — Их не нюхать, а носить надо. Наденьте обновки и пойдите покажитесь ребятам, пусть посмотрят, какие молодцы мои племянники.
Мы переоделись во всё новое, чистое и пошли гулять. А тётка смотрела нам вслед.
Она сидела в своём кресле, с которого не вставала уже много лет. С того самого дня, когда её муж, знаменитый мумринский рыбак, погиб в море во время шторма и у неё от нервного потрясения отнялись ноги.
Может быть, сидя в привычном кресле, она задремала. А может быть, поскольку дело с дружиной пёстрых закончилось благополучно, думала, что надо ей следующим летом вовлечь племянников в другое интересное занятие…
На мумринскую тётку это очень похоже.